В связи с выходом России из совета Европы некоторые государственные деятели в нетерпении бьют копытом и требуют возвращения смертной казни - кажется, это последний рубеж, который отделяет нас от возврата к сталинскому террору? Опасно стало не только выступать от своего имени на тему войны и мира, но и цитировать высказывания разных знаменитых людей - от признанных писателей до президента Путина.
В свете трагических событий в Украине в правовом поле Российской Федерации происходят качественные перемены: несмотря на действующую до сих пор Конституцию, в административном и уголовном кодексах РФ продолжают появляться все новые репрессивные статьи. Из свеженького - целый букет административных и уголовных новаций по поводу так называемой «спецоперации». В России, по сути, объявлена государственная монополия на право говорить об этих событиях. Правозащитники прогнозируют, что в ближайшее время репрессии против гражданского общества будут еще больше усиливаться.
В поисках ответа, насколько сегодняшнее положение дел близко или далеко от событий 80-летней давности, предлагаем еще раз взглянуть на материалы сборника «Екатеринбург репрессированный».
«Большой террор» 1937-1939 годов не появился сам по себе, на ровном месте, этому предшествовала определенная подготовительная работа. Подготовке и проведению «Большого террора» в период с 1928 по 1939 годы посвящено исследование Светланы Ивановны Быковой, помещенное в главе 5 настоящей книги под названием «"Время-тать": особенности темпоральных и политических представлений жителей Уральского региона в 1930-е годы».
Чтобы проанализировать, какую информацию имели жители Урала для оценки масштабов и понимания причин репрессий, исследовательница обращается к разнообразным источникам. Здесь и официальные документы, и частные дневники, письма личные и письма «во власть», и даже произведения фольклора. Автор приходит к выводу, что «Большой террор» как «широко задуманная физическая расправа» был предварительно подготовлен «длительной работой по моральному растлению партии и народа». Особенно удивительные метаморфозы в тридцатые годы происходили с представлениями о патриотизме и гражданском долге.
«Власть использовала миф о темном прошлом и светлом будущем, как важнейший фактор мобилизации советского народа, как главный аргумент в оправдание возникших трудностей и неизбежности применения радикальных мер в политической практике. Исторические источники позволяют утверждать, что современники участвовали в создании мифов, главным элементами которого являлось противопоставление настоящего темному прошлому и устремленность в светлое будущее» - пишет исследовательница.
По иронии судьбы, сегодняшняя власть использует тот же самый прием, но в перевернутом виде: светлым провозглашается прошлое, а будущее предстает темным и даже враждебным. И точно также, как 80 лет назад, власть старается в своей борьбе с несогласными опираться на так называемую общественность. Активность наших современников в деле поиска «врагов народа» пока еще никто научным образом не исследовал, однако существование таких объединений, как «НОД», «Серб» и им подобных говорит само за себя.
Светлана Быкова пишет, что в ситуации, когда «добросовестно трудившиеся люди не понимали причины дефицита продуктов питания, отсутствия предметов потребления, невыполнения планов, аварий и других негативных явлений, одним из элементарных объяснений возникших трудностей стало вредительство». Таким образом, по мнению исследовательницы, в те времена многие граждане могли искренне верить в наличие врагов, препятствующих реализации идеалов светлого будущего, и очень старались помочь власти в этой борьбе. В статье не исключается, что имели место и другие мотивы, например, карьера, корысть или месть.
Советская власть поддерживала борьбу с врагами народа, создавая для этого разные общественные организации и объединения, в том числе используя для этой цели рабкоров и селькоров, которые анонимно обличали врагов советской власти в прессе. Часто именно публикации рабкоров наряду с анонимными доносами тоже становились поводом для арестов. Отношение к деятельности рабкоров было разное, известны случаи их убийства, и государство принимало меры для их защиты. В специальном документе Верховного суда СССР запрещалось разглашать имена корреспондентов и содержание заметок, передаваемых ими для расследования.
Атмосфера всеобщего доносительства нашла свое отражение в современном фольклоре, появились соответствующие пословицы, поговорки и даже частушки, например: «Кому 8, кому 5, а за что - нельзя понять», «Съел бы волк рабкора, да боится прокурора», «Лучше один раз “стукнуть”, чем семь лет перестукиваться», «Семь анкет - один ответ», «Пропал - ни пены, ни пузырей», «Советские правители до чего доправили - весь молоденький народ на Урал отправили», и т.д.
Поскольку вызов в Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР часто был формой ареста, и вызванный исчезал надолго, сама аббревиатура «НКВД» в народе расшифровывалась словами «Неизвестно Когда Вернусь Домой».
Внезапные аресты запустили уже неконтролируемую цепную реакцию, когда все доносили на всех.
Кроме фольклора, в своей работе исследовательница опирается также и на воспоминания современников. «Посмотришь кругом - ни одного честного человека», - приводит автор слова из дневника молодого инженера. Политзаключенная Софья Швец в своих воспоминаниях характеризовала 1937 год как «время гигантского спроса на клевету и разоблачения».
«Огромное значение имело формирование чувства вины перед родиной, партией, трудовым коллективом через практику самокритики», - отмечает Быкова. Следователи, которые фабриковали дела, умело манипулировали лучшими чувствами советских людей, например, чувством гражданского долга и патриотизма. Сотрудник на допросе мог сказать арестованному, что его признание необходимо для разоблачения настоящих врагов, или для предъявления обвинений иностранному посольству. Ему могли пообещать, что за добровольное признание он будет освобожден и даже вознагражден хорошей работой. И люди верили, соглашались на самооговор, подписывали протоколы, учили и репетировали саморазоблачительные речи для выступления на открытом судебном процессе и порой сами исправляли сочиненные следователем показания, чтобы они выглядели более правдоподобно.
Все это было расчетливым обманом: заседания, как правило, проходили в закрытом режиме, а после арестованных ждала в лучшем случае - ссылка, в худшем - расстрел.
Как отмечает автор, патриотизм служил оправданием не только для арестованных, но и для самих сотрудников НКВД. В руководящих документах встречаются свидетельства о том, что массовые аресты и «особые методы» ведения следствия применяются исключительно в интересах родины и советской власти, а кто сомневается в правильности проводимой работы, сам подлежит уничтожению.
Только после получения приговора многие заключенные начинали понимать реальность, писали обращения и жалобы к государству, хотя чаще всего это им уже не помогало. В конце концов те из них, кто остались в живых, все-таки приходили к мысли о том, что это была заранее спланированная Сталиным акция произвола, чтобы получить таким образом бесплатную рабочую силу, необходимую для строительства новых предприятий и освоения отдалённых районов страны. Другой причиной массовых репрессий современники Сталина считали стремление власти изолировать критически настроенных людей.
Еще раз напоминаем, что эти исследования Светланы Быковой вместе с другими, не менее интересными работами уральских ученых опубликованы в 1 томе сборника «Екатеринбург-репрессированный». Книгу можно приобрести в бумажном виде или бесплатно скачать на сайте издателя.