Ну вот, дожили до очередной годовщины… Двенадцать лет прошло, а убийца все еще не назван. Все еще пребывает в неизвестности. Наверняка, жив-здоров. И вряд ли сильно мучается от содеянного. Скорее всего, напротив, число его жертв выросло, и расти продолжает: убивший раз убьет снова.
Было теплое июльское утро 2009 года. Самая макушка лета, 15 число. По обыкновению я включила «Эхо Москвы». Шли новости. И, малоутешительные, в принципе, они мгновенно превратились в кошмар: в эфире прозвучало - похищена правозащитница Наталья Эстемирова.
Признаюсь: у меня затряслись руки.
Последовавший за этим известием наш телефонный разговор с Анной Пастуховой облегчения не принес – обе мы сошлись на мысли: пусть лучше сразу убьют, лишь бы не мучили. Председатель Екатеринбургского общества «Мемориал» Анна Пастухова с Наташей познакомилась за десять лет до этого дня. Срочно нашла меня – есть интересная тема для интервью. Общество, потрясенное взрывами домов в Москве и Волгодонске, жаждало тогда крови, впереди маячила война до победного конца, набирала обороты ненависть. Да что говорить, если даже мы с Наташей, едва познакомившись, первым дело сцепились и начали предъявлять друг другу претензии: « А вы… нет, а вы…» Конечно, я помню суть наших взаимных обвинений. Они ничуть не оригинальны. И совсем не достойны быть повторенными. Слава Богу, обе знали твердо две аксиомы: признать человека виновным может только суд и, в любом случае, нельзя за грехи конкретного человека обвинять целый народ. В общем, слегка пошумев, обе успокоились, и итогом разговора стало интервью больше чем на полполосы в газете «Подробности», где Наташа, в те времена пресс-секретарь узников фильтрационных лагерей, категорически утверждала: «Мой народ устал. Он хочет покоя. Нам не нужна эта война…»
В дальнейшем мы встречались не раз. Она была частой гостьей екатеринбургского «Мемориала», а конкретно наше с ней общение всегда заканчивалось очередной публикацией. В последнем разговоре (кто ж знал, что он последний?) она опасно и не без грусти пошутила: «Чечня теперь – прямое олицетворение отца, сына и святого духа…»
Представляю, как ненавидели ее по обе стороны баррикад. Враг любого произвола, она предавала гласности все, ставшие ей известными, случаи торговли живым товаром. Зачистки вызывали ее гнев. Жертвы карательной системы искали и находили у Натальи сочувствие. Ее фотографии чеченских детей с совсем уж недетскими ранениями обошли мир…
Естественно, она знала, что рискует. Оттого, может быть, и улыбалась столь редко. Но люди говорили: «Опасность для нее – не аргумент». Как не была она аргументом для Анны Политковской, для других, подобных. Безбашенные – назовут их сегодня, жалеючи. Самоотверженные, говорили про таких в былые времена. А упоминание имени Анны Политковской не случайно. Наташа была лауреатом ее премии. И судьбы оказались схожи, и финал повторился. Так ведь обе боролись против лжи. Боролись за правду. Иногда это заканчивается смертью.
Когда Наташу заталкивали в машину, она успела крикнуть: «Меня похищают!». Женщина, услышавшая ее крик с балкона и впоследствии давшая показания, рассказывали, покинула Грозный во избежание неприятностей. А тело Натальи с огнестрельными ранениями обнаружили, спустя несколько часов, на федеральной трассе «Кавказ» в Ингушетии. Родилась же она на Урале, в Камышлове. Наша.