Еще одна замечательная книга недавно пополнила фонды библиотеки ЕО «Мемориал». Речь о книге Павла Поляна «Если только буду жив», презентация которой стала одним из завершающих мероприятий 13 Конференции по истории сталинизма.
Павел Полян - советский и российский географ-демограф, публицист, писатель и литературовед (литературоведческие труды и художественные произведения опубликованы главным образом под псевдонимом Павел Нерлер), доктор географических наук, профессор, директор Мандельштамовского центра Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», ведущий научный сотрудник Института географии РАН.
В книге «Если только буду жив» - почти тысяча страниц. По признанию автора, это издание стало результатом его многолетней работы. Книга составлена из двенадцати документов, которые принято называть эго-документами, или документами личного происхождения, а именно - из дневников, написанных участниками и жертвами Второй мировой войны.
«Это очень редкое явление, военные дневники, тем более - на русском языке. Для этого нужно ощутить в себе зов истории, стать Пименом, с одной стороны, с другой - понимать что это опасно и чревато последствиями. Тут много чего должно сойтись, а сходилось это редко. Не говоря уже о том, что многие дневники просто погибли. Поэтому каждый из них является истинным чудом, и я не считал себя вправе что-то там сокращать, поэтому моя книга весит почти 2 килограмма, зато дневники опубликованы полностью. Во-первых, это эмпирическая основа для исследований других людей, и во-вторых - это дань уважения тому, как эти редкие люди проявили себя в этом редком жанре, и это до нас дошло», - пишет автор.
Акцент в книге сделан именно на гуманитарных аспектах и на гражданских участниках войны, всего двое из двенадцати ее героев были военными.
Большинство дневников, составивших книгу, уже частично публиковались ранее. Единственный документ, который опубликован впервые, принадлежит перу штрафника Александра Контарева, участника боев под Смоленском в 1943 году.
«Каждый день он мог погибнуть, именно ему я обязан названием этой книги «Если только буду жив». Это такой лейтмотив его дневника, но не будет большим преувеличением сказать, что это - общий лейтмотив всех 12-ти дневников. Все герои не демонстрируют нам какую-то сверхлихость, никто не торопился искать себе погибели. Из этих двенадцати человек уцелело десять», - рассказал на презентации в Ельцин центре Павел Полян.
На официальных международных переговорах руководители советского государства много и охотно рассуждали о бесчеловечном обращении фашистов с советскими военнопленными и остарбайтерами, однако внутренняя политика по отношению к ним была совсем иной: многих после возвращения на родину ждали советские лагеря. «Людей как бы поставили по две стороны незримых баррикад, но разве они виноваты в этом?... Спустя 75 лет после окончания войны уже пора перестать ненавидеть их, презирать и клеймить, пора перейти к изучению и пониманию», - пишет автор.
Советская историческая наука, как и советская литература, несколько десятилетий игнорировала миллионы военнопленных и десятки миллионов гражданского населения оккупированных фашистами территорий, включая насильно угнанных в Германию (там этих людей и назвали остарбайтерами). Пленных советская пропаганда объявила потенциальными предателями, угнанных - потенциальными пособниками врага. По возвращении на родину они стали, по выражению автора, «гражданами второго сорта, не вызывающими доверия репатриантами, чуть ли - не диверсантами - предателями с навсегда испорченными анкетами и листками учета кадров».
Примером тому может служить дневник Бориса Андреева - остарбайтера, мобилизованного впоследствии в трудармию. «Он одинаково ярко пишет и о гитлеровских шахтах, и о сталинском лесоповале, и очень интересный иллюстративный материал оказался в руках его сына, которого мы разыскали», - рассказал Павел Маркович.
Каких-то исторических указаний на то, что были приказы, запрещающие красноармейцам вести дневники, не обнаружено, но это все равно тогда не приветствовалось - считалось, что, попав в руки врага, эти записки будут им использованы против нашей страны. По иронии судьбы, именно это и случилось с дневником особиста Ивана Шабалина, который сам должен был следить за другими, чтобы не позволяли себе ничего лишнего. После гибели автора его дневник попал в руки противника, был переведен на немецкий язык и использовался для пропаганды в немецкой армии как пример тех трудностей, которые испытывают советские войска. Впоследствии этот документ на немецком языке также случайно попал в качестве трофея уже в руки советских исследователей.
Военнопленный Анатолий Галибин воевал на советско-финском фронте. Поскольку дневник был найден в кармане брюк на эксгумированном трупе, то все полагали долго, что это тело самого Галибина.
«Тексты Галибина где-то приближаются к платоновским по своей выразительности. Вот эта фраза «Нам запретили белый свет», ему принадлежит. Так вот, оказалось, что это было не его тело, Галибин нашелся потом среди тех, кого репатриировали из Финляндии через Германию в СССР. Дальше его судьба неизвестна, еще возможны какие-то поиски и находки, кто знает?» - рассуждает исследователь.
Остарбайтер Василий Баранов был первым, с кем автор столкнулся, когда только начал исследовать эту тему. В это время в общество «Мемориал» каждый день приходили мешки писем остарбайтеров, и дневник Василия Баранова был среди них. Из каких-то листков, которые он собрал, из каких-то бланков немецких он сшил тетрадь и писал в ней, пока листы не закончились. «В каком-то смысле от этого дневника начала расти вся книга», - признается Павел Полян.
Про дневник умершего в концлагере Сергея Воропаева автор высказался так:
«Его дневник тоже очень выразительный. Например фраза «Жизнь в наземном аду, только без смолы». Он дождался своего освобождения из шталага, где он находился в качестве военнопленного, но он уже не осознавал, что его освободили. Он умер, будучи в очень тяжелой стадии туберкулеза, через несколько дней после освобождения. Его дневник заканчивается за несколько недель до этого, и был найден случайно при осмотре лагерных помещений. Это было не просто описание, это - один из серьезнейших документов. Этот человек не уставал анализировать все, что через себя пропускал. И он рассуждал, и он измерял, высчитывал, сколько стоит его содержание, сколько он приносит рейху своим трудом в угольной шахте в Ламсдорфе, где он и подхватил туберкулез почти неизбежно».
Василий Пахомов - это кейс и военнопленного, и остарбайтера одновременно. Он был взят в плен, но сумел переложиться в остарбайтера, поняв, что это может спасти ему жизнь.
А вот дневник Шуры Михалевой из Курска автор характеризует, как «манифест молодости».
«Как бы ни были ужасны условия, в которых оказалась эта дивчина, ее оптимизм перевешивал все», - говорит он.
Дневник Шуры написан на нескольких языках: на польском, немецком, итальянском. Итальянский и польский - это языки молодых ребят, в которых она была влюблена. Она с легкостью осваивала чужие языки. Те романтичные эпизоды, которые она хотела скрыть от других, она писала в своем послевоенном дневнике на итальянском. «Это не были, конечно, систематические знания, это был фонетический способ освоения языка. Тексты эти не имеют ничего общего с корректной грамматикой, но это вот такая всепобеждающая безоговорочная капитуляция перед молодостью и любовью всего того ужаса, который ее сопровождал», - рассказал Полян.
«То, что в этой книге под одной обложкой встретились дневники как особиста, так и военнопленного, как красноармейца, так и коллаборанта, отражает и выражает глубокие сдвиги в восприятии Второй мировой войны и Великой Отечественной войны как её части. Общепринятая и общепонятная оппозиция «свой-чужой», закосневшая в идеологических битвах, постепенно растворяется в тумане лет и, не утрачивая своего первичного смысла, перестает быть определяющей. Вперед выдвигается императив непредвзятого эмпирического знания и научного осмысления фактов…» - пишет исследователь.
Книга рассчитана на историков, архивистов и всех, интересующихся историей Второй мировой войны.