По странному совпадению поездка с московскими гостями на Мемориал Скорби на 12-м километре Московского тракта произошла в тот же самый день, когда был расстрелян отец Булата Окуджавы Шалва Степанович Окуджава. Его имя тоже находится в скорбных списках на одной из плит Мемориала. Во время каждого посещения 12-го километра активисты свердловского "Мемориала" поклонялись памяти Шалвы Окуджавы.
Вот отрывок из воспоминаний Анны Пастуховой: «По словам председателя общества Мемориал, Анны Пастуховой, на специальной открытке, выпущенной в память о погибших, запечатлен участок плиты именно с его именем: "На этой открытке мы даже воспроизвели фрагмент мемориальной плиты с именем Шалвы Окуджавы, который тоже похоронен на этом месте. Я помню, когда приезжал Булат Окуджава знакомиться с делом своего отца, он сказал, что по мистическому совпадению он открыл дело 4 августа, и в деле написано, что день расстрела отца тоже 4 августа". Анна Пастухова также отметила, что вдова известного поэта обещала безвозмездно разрешить опубликовать на Урале стихи Булата Окуджавы, посвященные жертвам репрессий. Родственники погибших приезжают к этому мемориалу дважды в год. Осенью - в официальный день памяти жертв политических репрессий и в родительскую субботу летом».
Вот что Булат Окуджава писал про отца:
Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив,
И к жесткому чубчику ежеминутно его пятерня прикасалась.
Он так и запомнился мне на прощанье, к порогу лицо обратив,
А жизнь быстротечна, да вот бесконечной ему почему-то казалась.
Его расстреляли на майском рассвете, и вот он уже далеко.
Все те же леса, водопады, дороги и запах акации острый.
А кто-то ж кричал "Не убий!" одинокий... И в это поверить легко,
Но бредили кровью и местью святою все прочие братья и сестры.
И время отца моего молодого печальный развеяло прах,
И нету надгробья, и памяти негде над прахом склониться рыдая.
А те, что виновны в убийстве, и сами давно уже все в небесах.
И там, в вышине, их безвестная стая кружится, редея и тая.
В учебниках школьных покуда безмолвны и пуля, и пламя, и плеть,
Но чье-то перо уже пишет и пишет о том, что пока безымянно.
И нам остается, пока суд да дело, не грезить, а плакать и петь.
И слезы мои солоны и горючи. И голос прекрасен... Как странно!
К счастью, в последующие годы пожелание поэта сбылось: теперь в России есть место, куда можно прийти и поклониться праху его отца и тысяч других безвинно осужденных.