Более 80 лет назад в этот день, 19 сентября 1937 года, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение № П53/107. В нем говорилось об утверждении проекта закрытого письма НКВД СССР и приказа о мероприятиях в связи с террористической диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев.
В результате, на следующий день был выпущен и принят к исполнению органами НКВД по всей стране оперативный приказ Народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00593 *.
Сначала в нем постулируется, что все граждане СССР, которые приехали с востока, бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го, «…в подавляющем большинстве, состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т.п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности…». Затем с большевистской прямотой и жестокостью прописана очередность арестов, где именно нужно раньше, а где можно потом. Но сроки этой операции по аресту не менее 25000 граждан ограничены жестко – 25 декабря 1937 года. 3 месяца. То есть, только по этому делу планировалось арестовывать в среднем 250-300 человек в день. А ведь кроме учтенных НКВД были еще и «скрытые враги» - их нужно было «найти»… Мы знаем, что часто люди с «горячим сердцем и холодной головой» арестовывали совершенно случайных людей, просто для того, чтобы выполнить количественный план по арестам. В период 1937-1938 гг по «делу харбинцев» было репрессировано примерно 31000 человек (да, 24% было найдено сверх учтенных ранее), из них 19000 «по первой категории», что означало расстрел. Остальные были осуждены на сроки 8-10 лет лагерей.
Но часто не вспоминают, что была еще «вторая волна» репрессий по признаку принадлежности к категории «харбинцев». После разгрома Квантунской армии в 1945 году Маньчжурия была занята советскими войсками – и сразу начались массовые аресты. Из воспоминаний литератора Н. И. Заерко: «… нас из подвалов и камер харбинской тюрьмы октябрьской ночью вывозили по мертвым ночным улицам затаившегося в тревоге города... Погрузка в „телячьи“ вагоны — и долгий путь до нынешнего Уссурийска... Меня судили 31 декабря. „Новогодним подарком“ военного трибунала было 10 лет лишения свободы с отбыванием в ИТЛ. После суда — в тюрьму. Двухъярусные нары были заполнены харбинцами... Интересовались: сколько дали? Меньше десяти не было ни у кого... Бодро, не теряя выправки, держался полковник Я. Я. Смирнов. Стихами писал просьбу об улучшении питания популярный в Харбине поэт Поперек-Маманди...»
А после 1947 года в процессе длившейся несколько лет репатриации в СССР этнических русских из Китая наступил пик послевоенных репрессий «харбинцев», уже на территории СССР. Все переселявшиеся проходили фильтрацию, в результате которой примерно треть репатриантов оказались в лагерях ГУЛАГа в качестве осужденных на 10-15 лет. Многие из них погибли от тяжелой работы «на благо новой родины». И государство лгало родственникам (всем, не только харбинцев) о дате и причинах смерти – такая практика закреплялась с 1955 года Указанием № 108сс органам КГБ, подписанным председателем комитета госбезопасности В. Е. Семичастным. Обоснование было отвратительным и лицемерным: «…в период репрессий было необоснованно осуждено большое количество лиц, поэтому сообщение о действительной судьбе репрессированных могло быть ... использовано враждебными элементами в ущерб интересам Советского государства…»
Память о кровавых и бесчеловечных преступлениях советского государства по отношению к собственным гражданам должна быть осознанной, чтобы быть всегда в поле внимания общества. Только тогда возможно избежать повторения этой трагедии!
*Ссылка на приказ наркома НКВД Ежова http://old.memo.ru/history/document/harbin.htm